Три романа, в которых любовь занимает центральное место

Короткий список

Романтика — ностальгическая, навязчивая или всепоглощающая — лежит в основе «Жажды соли» Мадлен Лукас, «Песочных часов» Кейрана Годдарда и «Франциско» Элисон Миллс Ньюман.

Кредит... Джон Галл

Поддерживается

Алисса Сонгсайд

Дебютный роман Мадлен Лукас «Жажда соли» (Tin House, 262 стр., мягкая обложка, 16,95 долларов США) , открывается описанием фотографии, на которой изображены мужчина и ребенок. Рассказчик впервые видит фотографию своего бывшего любовника Джуда с, как она полагает, его дочерью. Столкнувшись с плохими новостями о ее фертильности и почти в том же возрасте, что и Джуд во время их отношений, неназванный главный герой созрел для воспоминаний, и фотография отправляет ее глубоко в процесс воспоминаний.

Описание их любовного романа во многом похоже на фотографию: статичный момент, удерживаемый в плену и ищущий смысл. В конечном счете, в центре внимания романа находится сам акт воспоминания. («Вы зациклены на прошлом», - нетонко замечает мать рассказчика.) Возвращаясь во времени, рассказчик вспоминает свою первую встречу с Джудом на австралийском туристическом пляже летом, когда ей было 24, а ему 42. Что следует дальше это быстрый и горячий роман, сопровождаемый словами «Я помню» и проблесками более поздних конфликтов, постоянными напоминаниями о том, что отношения давно закончились и поглощены личной мифологией рассказчика.

Но ретроспективный голос также сочный и великолепный. Когда Джуд переходит от обращения к рассказчику «Приманка для акул» к названию ее «любовь», их пропитанная солнцем интрижка превращается в зимнюю семейную жизнь, и она оставляет позади лишь начало взрослой жизни со своими друзьями по колледжу, чтобы спрятаться с Джудом в его любовной жизни. восстановлен А-образный каркас у океана. Сцены в доме Джуда отличаются роскошной телесностью, чувственным вниманием, сосредоточенным на домашних предметах, пропитанным томной ностальгией по самым ярким сценам романа, например, когда Джуд использует гниющие фрукты, чтобы заманить тропических птиц к обнаженным рукам рассказчика. В результате получилась история с ощущением первозданной капсулы времени. Ценой, однако, является неспособность полностью ощутить влияние этих отношений на остальную часть более поздней, более космополитической жизни рассказчика — недостаток, который книга пытается исправить, заставляя рассказчика время от времени предаваться жесткому придумыванию смысла. , ее цель и послание доходят до читателя. Но «Жажда соли» — это восхитительное чтение, прекрасно написанное и эмоционально удовлетворяющее.

Название романа Кейрана Годдарда «ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ» (Европа, 199 стр., 25 долларов США). имеет смысл, если задуматься о различных способах измерения времени. Каждые часы принадлежат сети хронометристов, и их полезность определяется коллективным договором. Однако песочные часы представляют собой закрытую систему, состоящую из захваченных частиц. Если оборот песочных часов не был откалиброван по часам, это единица измерения, которая относится только к самим себе.

Читать невероятно скудный текст «Песочных часов» — значит оказаться в ловушке сознания, изо всех сил пытающегося указать или сослаться на что-либо во внешнем мире. Это точное изображение солипсистского мужского горя, но по своей природе читать его чрезвычайно неприятно. Рассказчик, который пишет эссе типа «Люди чертовски любят астрологию прямо сейчас, потому что они боятся, что мы направили всю нашу коллективную прорицательную силу в предсказательные алгоритмы!», знакомится с редактором одного из журналов, куда он настойчиво отправляет эти статьи. Мы мало что знаем об этом редакторе, к которому повсюду обращаются на «вы» и который описывается как автор нескольких «тонких книжек о драматургии Реставрации». Но мы узнаем, что «все это происходило снова и снова» (перевод: у них было много секса) и что эти два человека влюбляются друг в друга.

Содержание книги настолько общее, что по сути становится ничем, пустой универсальностью, время от времени перемежающейся смутно грубыми деталями, как рассказчик, поедающий клубки волос своего объекта любви («объект» — подходящее слово, поскольку редактор никогда не кажется отдельной личностью) или, позже, пьяная попытка рассказчика пробежать марафон в свитере и рухнуть менее чем за милю. Иногда текст смешной, но часто он просто намеренно непрозрачен. Вместо диалога читатель получает: «Мы начали рассказывать друг другу все то, что говорят друг другу влюблённые люди». Вместо подробностей о редакторе читатель получает: «Вы были самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел». Это следует считать большим комплиментом, заявляет рассказчик, ведь вещей в мире больше, чем людей. Но это объяснение работает только в том случае, если читатель готов жить внутри циклических рассуждений рассказчика, а это титаническая задача. Вне этой логики, в мире, где люди, по крайней мере, пытаются договориться об общей реальности, у вас остается кто-то, называющий человека, которого он любит, как-то.